пятница, 17 ноября 2017 г.

Грань таланта Н. Кондратковской

Имя Нины Георгиевны Кондратковской знакомо больше жителям Магнитогорска, хотя родилась она на Украине. Ее именем в 1998 г. названа Центральная детская библиотека города. На доме, где долгие годы жила поэтесса, висит мемориальная доска. С биографией писательницы можно познакомиться на сайте ЧОДБ им. В. Маяковского, в разделе "Сундучок краеведа", о ней интересно написала статью Н. Капитонова или прочитать в книге: Хрестоматия по литературе родного края: 1-4 кл. / Сост. А.Б. Горская и др. - Челябинск: Взгляд, 2002. - 352 с.: илл.
16 ноября Нине Георгиевна (по паспорту Григорьевне) исполнилось бы 104 года.
Нина Кондратковская писала стихи для взрослых и для детей, активно сотрудничая с журналами «Москва», «Огонёк», «Уральский следопыт», газетой «Труд». На протяжении многих лет она собирала и обрабатывала легенды и сказания старожилов Южного Урала — венцом этой работы стали книги «Синий камень» и «Сердце-озеро».
Кондратковская пользовалась большой любовью и заслуженным авторитетом в литературных кругах Магнитогорска. Около четверти века она руководила литературным объединением при газете «Магнитогорский рабочий», открыв немало ярких литературных имён и подготовив к печати несколько альманахов магнитогорских поэтов. Своей наставницей Нину Кондратковскую считали и считают такие уральские поэты, как И. Варламов, А. Павлов, А. Расторгуев, Э. Риб, В. Чурилин, Н. Ягодинцева.

Стихи для детей: 
ХИТРЫЙ ЖУК
Сел жучок на сучок,
Шевелит усами.
Вот какой он большой,
Посмотрите сами!
Я жучка снял с сучка,
Положил в ладошки.
Он лежит, крепко спит,
Поднимает ножки.
Только вдруг хитрый жук
Крылышки расправил,
Загуде, полетел,
А меня оставил.

ЛЕШКА И КОШКА
Неумытый Лешка
Стал возле окошка
А на том окошке
Умывалась кошка.
Бабушка над Лешкой
Начала смеяться:
— Поучись у кошки,
Лешка умываться!
Знает хитрый Лешка, что в ответ сказать:
— Не хочу я ножки языком лизать!

ПОДАРОК МАМЕ
Маму очень я люблю,
Сумку к празднику куплю,
А еще духи, сережки,
Заграничные сапожки,
И цветов большой букет
И сосательных конфет.
Но расти мне долго надо,
Я букварь еще учу
И нескоро я зарплату
За работу получу.
И не скоро принесу я
Маме все, что захочу,
А цветы я нарисую
И сегодня же вручу!
Вот и мама на рисунке
И духи у мамы в сумке,
На ногах скрипят сапожки,
А в ушах блестят сережки.
Лишь сосательных конфет
На моей картинке нет.
Срисовать их не успел:
Как придумал, так и съел.

Маленький скрипач 
Шевелится за окошком 
Индевелый карагач, 
По серебряным дорожкам 
Бродит маленький скрипач. 
Прижимает к подбородку 
Скрипку тонкую свою 
И тихонько тянет нотку, 
Как прозрачную струю. 
А смычок неутомимо 
Все танцует у плеча, 
Но проходят люди мимо 
И не видят скрипача. 
И не слышат, как запели, 
Отрываясь от струны, 
Предрассветные капели 
Первым голосом весны. 

Тайна Абзаковской лиственницы
Жил на свете мудрый человек, 
Доживал в заботах долгий век, 
И перед кончиною своей 
Он призвал джигитов-сыновей: 
— Оставляю всем троим завет: 
Поглядите, дети, белый свет, 
Испытайте силу, честный труд. 
А завет в земле хранится, тут, 
Где постройте мне навечно дом 
Под березой на холме крутом. 
А пройдет семь лет — и в этот час 
Все добро, что я скопил для вас, 
Капля в каплю, будто в сотах мед, 
Вам из сердца в сердце перейдет. 

Схоронили старика сынки, 
Спать легли в кибитке у реки, 
Но не дремлет старший сын Салим — 
Клад отца маячит перед ним. 
Он встает, от жадности дрожит: 
«Может, золотишко там лежит? 
За семь лет успеешь околеть, 
А богатство выроет медведь!» 
Средний брат Садык не жмурит глаз: 
«Может, спрятан там большой алмаз? 
С голоду зачахнешь за семь лет, 
А барсук утащит самоцвет!» 
Лишь Абзака не тревожит клад. 
Крепко спит меньшой беспечный брат. 
А у старших жаркий спор идет, 
Кто к рукам наследство приберет. 
И спешат к холму за вором вор. 
Ночь темна, не виден их позор. 
Люди были — нет уже людей, 
Каждый зверя лютого лютей. 
Пересилить жадность не смогли, 
За ножи схватились, полегли... 
Встал Абзак. Заря плыла с низин. 
— Ай, проспал я, непутевый сын! 
А мои два брата-молодца 
Первые послушались отца! 
Что ж, пойду на добрые дела, 
Чтобы совесть чистая была. 
Я отцовский выполню наказ 
И завет приму в урочный час. 

Он отцовым словом дорожил, 
Честь и хлеб работой заслужил, 
Горьким потом силы накопил 
И людей, и землю полюбил. 
Год за годом, день за белым днем 
Проскакали солнечным конем. 
Миновав семь лет, как сотню верст, 
Сын к отцу явился на погост. 
Видит диво дивное Абзак — 
Лиственницу — отчей воли знак. 
Хвоя в небо вознеслась венцом 
Из семян, посеянных отцом. 
Обнялись по-братски три ствола, 
Воспарили кроны — три орла. 
Будто говорит отец: «Салам! 
Глубже корни — мой завет сынам!» 
Где же братья — радость разделить, 
Сердце в сердце верность перелить? 
Ждал весь день, у дерева кружа, 
А нашел два горя — два ножа. 
Разглядел, узнал, похолодел: 
— Как же я вас, братья, проглядел? 
Виноват я в этом или нет, 
А за вас и мне держать ответ. 
Не враждой отвечу на беду, 
В отчий край людей я приведу, 
Там, где лес и горная река, 
Пустим в землю корни на века... 

Бедняков, что жили так и сяк, 
Поселил в богатый край Абзак. 
Сотни лет ветрами намело, 
Расцвело веселое село. 
Нет Абзака, но в родных местах 
Имя у народа на устах. 
У людей Абзаково в чести, 
Широки в Абзаково пути, 
Плещет радость песней молодой, 
А уж дружбу не разлить водой. 
И растет, и славит горный лес 
Лиственница — чудо из чудес. 
Нежная игольчатая вязь 
Малахитом в небе отлилась, 
И стволов могучие тела 
Верность нерушимая сплела, 
В новый век закинула крыла, 
В старый век тропу не замела.

Сердце-озеро

Б. С. Рябинину 

По тропинкам, по лесам 
Поднимитесь к небесам 
И на озере Зюраткуль 
Подивитесь чудесам! 
В елках плечи синих гор, 
Елки рвутся на простор: 
Та спустилась с косогора, 
Та взошла на косогор. 
Эта — в шелковой траве, 
Как стрела на тетиве, 
Оперенье на утесе, 
Наконечник в синеве. 
Кто росою подсветил 
Мохом вышитый настил? 
Кто в серебряную чашу 
Сердце с горя опустил? 
Там стрекозы воду пьют, 
Там березы косы вьют, 
Там ветра о гордом сердце 
Песни давние поют. 
Первой песне будешь рад, 
У нее веселый склад — 
О красавице-батырке 
Смелой девушке Зюрат. 
Но другой напев летуч, 
Будто молния из туч — 
В нем измена черным змеем 
Выползает из-под круч. 
Есть у горного гонца 
Третья песня — без конца. 
Сто веков на эту песню 
Откликаются сердца. 

* * * 
Высоко по горной кровле, 
Там, где сосны до небес, 
Кочевал старатель вольный — 
Зверолов и камнерез. 
Ждал он сына, ждал батыра, 
Одному уже невмочь, 
Но хозяйка подарила 
Не сынка ему, а дочь. 
И сказал он без обиды, 
Поднеся дитя к плечу: 
— Станешь, девочка, джигитом, 
Раз джигита я хочу! 
Под отцовым строгим глазом 
Быстро девочка росла, 
Находила волчьи лазы, 
Тропы горного козла. 
По невидимым приметам, 
По догадкам, без примет, 
Потаенных самоцветов 
Узнавала верный след. 
И дивились аксакалы, 
Как, с парнями наравне, 
Девка бешено скакала 
На горячем скакуне. 
Мать перечить не посмела, 
Но учила и сама 
Доводить любое дело 
И по-женски до ума. 
Тут батыры честь по чести 
Стали свататься к невесте. 
— Замуж дочку не отдам! — 
Отвечал отец сватам. 
И бранили его люди: 
— Ах ты, старый дивана! 
Что с ней будет, как полюбит 
Да останется одна? 
От зверей не укрываешь, 
От людей упрятать рад! 
Что ж ты дочку называешь 
Нежным именем Зюрат? 
Что ж ты певчую синичку 
Усадил в гнездо орла? 
Как бы птичка-невеличка 
Солнцем крыльев не сожгла?.. 
Старики под камень стылый 
В час урочный полегли. 
Горе вьюги остудили, 
Слезы в реки утекли. 
Май низины сон-травою 
И купавами прожег. 
Сходит девушка тропою 
На озерный бережок. 
А на камне, за осокой, 
Наклонился над водой 
С виду статный и высокий 
Соколенок молодой. 
То ли чем-то опечален, 
По дороге занемог, 
То ли тяга за плечами, 
То ли горе валит с ног? 
Подбежала. Сердце сжалось, 
Оплела хмельная боль, 
Жало выпустила жалость, 
А ужалила любовь. 
— Что с тобою? Зверь поранил? 
Заплутался? Хочешь есть? 
Подивясь девчонке странной, 
Рассказал он все, как есть. 
— Вот, загнало в горы горе! 
Был бы крепок да богат, 
Так поехал бы за море 
В Хороссан или Багдад. 
К новолунию джигиты 
Собирают караван, 
Сами справны, кони сыты, 
Я ж отбился, как баран. 
Да какой с меня батыр! 
На чапане сорок дыр, 
Соболей в хурджунах нет, 
И карманы без монет, 
А в глазах смола-обида 
Залепила белый свет... 
— От обиды мало проку,- 
Говорит ему Зюрат. — 
Хочешь, я тебя в дорогу 
Соберу, мой гость и брат? 
Ну и девушка! Ретива, 
И проворна, и сильна! 
Колдовскою силой дива, 
Знать, она наделена. 
Жирной потчует шурпою, 
Топит жаркую мончу, 
За водицею живою 
Ходит к теплому ключу. 
Добывает мед густой, 
Парит ягодный настой, 
Чтобы гостя не томила 
Дума черная с тоской. 
Молотком до поздней ночи 
По распадкам бьет гранит, 
При лучине камни точит, 
Будто солнышки гранит. 
Из булгарской белой кожи 
Шьет ичиги, вьет камчу 
И нарядную одежу 
Подгоняет по плечу. 
Ясен месяц не истаял, 
А батыр уж на коне, 
Шапка лисьими хвостами 
Заиграла на спине. 
Сам — румян, в карманах тесно, 
И мешки полным-полны. 
— Не горюй, моя невеста, 
Жди до будущей весны! 
Бьют копыта в нетерпенье 
В скальный камень-воронец, 
Сине озеро допело 
Песни радостной конец. 

* * * 
Ждать любимого — отрада, 
Будто сладкая отрава: 
Что ни день, то долгий год. 
По черемуховым росам, 
По дождям желтоволосым 
Ходит девушка — и ждет. 
Заприметила с пригорка, 
Засветилась, будто зорька: 
Не забыл, не обманул! 
— Мой джигит! Устал с дороги? 
Дай тебе обмою ноги, 
Отведу в родной аул! 
Он повел спесиво бровью: 
— Отойди! Ты мне не ровня, 
Льву овечка — не жена. 
Льву пришлась по сердцу львица. 
Белорука, белолица — 
Персиянская княжна! 
Будто стужей белой-белой 
Кисть рябины недоспелой 
В день осенний обожгло. 
Вся душа заледенела, 
Вся коса заиндевела, 
Снег свалился на чело. 
И пошла она с обидой. 
Будто с ношей ледяной, 
Вся увита-перевита 
Ледовитой пеленой. 
Шла до Каменного мыса, 
Где в тумане камень сизый 
Перекатывал волну, 
А у лиственниц могучих 
Не сдержала слез горючих — 
Колыхнула тишину: 
— Ой вы, ласковые плесы 
С голубою глубиной! 
Расчешите мои косы 
Перекатного волной! 
Мое сердце положите 
В белых камушках на дне, 
Тихой песней расскажите 
Добрым людям обо мне! 
В горе горьком, горе лютом 
Стань мне, озеро, приютом, 
От позора сбереги!.. 
Косы девушка склонила, 
Сердце в воду уронила, 
По воде пошли круги. 
А из глаз метнулись — быстры, 
Будто молнии, две искры, 
В ясном небе ухнул гром, — 
И в прибрежные распадки 
Две реки, две быстрых Сатки 
Заплескали серебром. 
Дрогнул бор, скрипя и воя, 
Бурей сорванная хвоя 
Закрутилась, как пурга. 
Камни глухо покатились, 
Волны илом замутились, 
Раскачали берега. 
Что ж обманщик? Молит слезно, 
Просит помощи, да поздно, 
Сосны двинулись ордой, 
Крючковатыми камнями 
Подтолкнули к черной яме 
С бесноватою водой. 
Разъяренное бучило 
В круговерть его втащило, 
Он закручен, он зажат. 
И деревья в три обхвата 
Навалились в три наката — 
И поныне там лежат. 
Долго озеро бурлило, 
Ложе новое творило 
Меж утесов и логов. 
А как буря укротилась, 
Сердце девичье открылось 
В очертаньях берегов. 


* * * 

То вполголоса, украдкой, 
То разливом, то вразлет 
Сердце-озеро Зюраткуль 
Песню вечную поет. 
Поднимись к нему в молчанье, 
Как в величественный храм, 
Просветленными очами 
Прикоснись к его дарам. 
Погляди, как плавно Кылы 
В сердце-озеро текут, 
На волнах зеленокрылых 
Скань серебряную ткут. 
Как на топкие разводья 
Медуничною тропой 
По росе косули водят 
Косулят на водопой. 
Ты послушай, как приветно 
В этой сказочной тиши 
Прозвенит печалью светлой 
Эхо девичьей души. 
Перехватят подголосок 
Брат Лукаш и брат Нургуш 
И вернут прибрежным лозам 
Через пихтовую глушь. 
И откликнется без слова 
Зачарованная даль, 
И махнет платком лиловым 
Трехголовая Маскаль. 
И опять, гонимо ветром, 
По шиханам, напролет, 
Про обманутую верность 
Эхо горное споет.



  • В литературных кругах Магнитогорска Кондратковскую ласково называли «бабой Ниной». Двери небольшой квартирки поэтессы практически никогда не запирались — она была рада приветить и обогреть любого, кто нуждался в её помощи. Точь-в-точь, как это описано в одном из её стихотворений:
Нет на дверях цепочки и глазка,
Входите просто, без звонка и стука.
И боль уймется, и заглохнет скука,
Иссякнет пустоглазая тоска.
  • Питавшая огромную любовь к камню, поэтесса на протяжении многих лет коллекционировала уральские самоцветы, собрав в итоге внушительную минералогическую коллекцию.
  • По мнению многих знавших Кондратковскую лично, самым большим впечатлением от первой встречи с ней была зажатая в зубах папироса. Как вспоминала поэтесса, к никотину она пристрастилась в начале 30-х, учительствуя в уральском селе: крестьяне, пожалевшие уставшую от бессонных ночей учительницу, предложили ей табачку, чтобы «усталость как рукой сняло». Среди всех марок папирос Кондратковская больше всего любила «Беломорканал». В последние годы жизни она часто повторяла: «Когда я умру, положите мне под подушку „Беломор“ и спойте: „Гори, гори моя звезда…“».
  • Неустанно борясь за грамотность и чистоту поэтической речи, Кондратковская отнюдь не была ханжой. Так, ей принадлежат две юмористические поэмы — «Хрен» и «Чертиада», отражающие богатство русского языка. Эти произведения она осознанно писала «в стол» и читала лишь узкому кругу близких людей: опубликовать их в условиях советской цензуры было невозможно.
  • Как-то в конце 70-х годов Нина Кондратковская выступала со своими произведениями перед четвероклассниками. После прочтения стихотворения «Расстрелянный Пушкин» благодарные слушатели на полном серьёзе обратились к поэтессе с вопросом: «Скажите пожалуйста, а вы с Пушкиным встречались?» Узнав об этой анекдотической истории, поэтесса Римма Дышаленкова открыла ею свой цикл исторических заметок о «солнце русской поэзии», остроумно озаглавив его «Воспоминания о Пушкине»



Комментариев нет:

Отправить комментарий