Библиотечный урок для старшеклассников ЯНУШ КОРЧАК – СТАРЫЙ ДОКТОР ИЗ ВАРШАВЫ

Библиотечный урок для старшеклассников

ЯНУШ КОРЧАК – СТАРЫЙ ДОКТОР ИЗ ВАРШАВЫ

                                                                                   

                                                                           Памяти Януша Корчака – гения чистой

                                                                                                      педагогической совести

Ведущий 1: Если бы собрать все улыбки детей,

Улыбки цветов, и улыбки птиц,

Улыбку поэта, и улыбку врача,

Сложились бы стихи в память о Януше Корчаке.

Стихи о человеке, который во мраке,

В мире, сумасшедшем от ненависти,

Имел светлое сердце и светлые мысли,

Стихи о человеке, любившем детей…

Каждый значительный человек оставляет человечеству свои идеи и свой образ. Идея Януша Корчака была по сути одна, известная с тех пор как люди стали людьми: воспитатель должен любить детей. Старо, как мир… Но и сегодня мысль Януша Корчака нуждается в защите как мысль новая, даже дерзко-новая.

Образ Януша Корчака, старого человека, с добрыми проницательными глазами, сливается с его идеей.

Януш Корчак: Я обращаюсь к вам из далекого далека, не надо говорить обо мне с печалью, я прожил счастливую жизнь и в ваших воспоминаниях хочу остаться  тем «веселым, остроумным и заводным», каким меня считали мои воспитанники. Я хочу, чтобы вы знали, что на нашей горестной планете жил Старый Доктор из Варшавы, который не умел «быть злым, который не умел ненавидеть».

С вашего разрешения я расскажу вам о себе.

Я родился 22 июля 1878 или 1879 года в Варшаве. Точный год рождения не известен, так как «отец несколько лет не оформлял мне метрику. Я пережил из-за этого ряд тяжелых минут. Мама звала это небрежностью, достойной наказания: как адвокат отец должен был не затягивать этого вопроса… Мой прадед был стекольщиком… я рад: стекло дает людям тепло. Дед – врачом, отец – юристом. Меня назвали именем деда, которого звали Гершем, именно оно стоит в метрической справке о рождении, а в семье меня звали Генриком на польский манер. Отец – известный в Варшаве адвокат Юзеф Гольдшмит, характер имел строгий и вспыльчивый, он называл меня в детстве растяпой и олухом, а в бурные моменты идиотом и ослом. Одна лишь бабка верила в мою звезду. Она давала мне изюм говорила: «Философ». Они были правы. Поровну. 50 на 50. Бабуня и папа».

Я обожал и боготворил свою нежную, милую маму Цецилию Гембицкую, «никогда не слышал я от нее грубого слова, всю жизнь помнил прикосновение мягких ласковых рук и хранил ее светлый образ всю свою жизнь».

В семь лет я поступил в русскую гимназию. Учеба давалась мне легко и это несмотря на то, что приходилось изучать три иностранных языка – немецкий, французский и английский, все уроки проводились на русском языке, так что я знаю всего пять языков.

Я долго был ребенком – до четырнадцати лет играл в кубики, но однажды, в четырнадцать понял: «Я существую не для того, чтобы меня любили и мною восхищались, чтобы самому действовать и любить. Не долг окружающих мне помогать, а я сам обязан заботиться о мире и человеке».

Когда мне исполнилось двенадцать, отец заболел и умер в психиатрической больнице, призрак психического заболевания преследовал меня всю жизнь, мысль, что я сын сумасшедшего, постоянно мучила меня. Но я пытался реализовать в своей жизни то, к чему стремился мой отец. Мне не хватало его, я не мог примириться с его ранней смертью. Наверно, поэтому тема сиротства красной нитью проходит через все мои книги: и юный король Матиуш, и Зденка, и Юстек одиноки в этом мире, ибо с ним нет родной души.

Мне пришлось заняться репетиторством, чтобы материально поддержать маму, т.к. средств на жизнь не хватало, после смерти отца у нас ничего не осталось. Как было странно заходить в богатые дома, где еще недавно я был гостем, а теперь давал уроки своим бывшим приятелям. Я старался сохранить достоинство и независимость.

В двадцать лет я поступил в Варшавский университет на медицинский факультет, хотя страстно мечтал о писательстве и даже принимал участие в литературных конкурсах.

Моя пьеса «Каким путем» получила одобрение конкурсного жюри и именно тогда у меня появился псевдоним Януш Корчак, его я взял из романа Ю. Крашевского «История Янаша Корчака и  дочери меченосца», а уже в типографии наборщик случайно изменил Янаш на Януш,  мне это имя понравилось и стало моим на всю жизнь.

Но я решил, что буду врачом, «литература – это слова, а медицина – дело». Решение стать врачом было определено педагогическими интересами. Писатель, по моему мнению, должен стремиться не только познавать, но и лечить человеческие души.

Ведущий 1. Очень скоро Генрик понимает, что работа с детьми пробуждает у него глубокий интерес к внутреннему миру ребенка, он умеет взглянуть на мир «с обратной стороны», с позиции интересов детей и эта нестереотипная позиция не только определила выбор дела всей жизни, но и стала ядром его социально-педагогической концепции.

Годы учебы пролетели незаметно, и он -  врач в детской больнице.

Ведущий 2. Януш Корчак отдавал всего себя работе и вскоре приобрел популярность как прекрасный, гуманный врач. Он слывет «доктором бедняков», их он лечит бесплатно и часто отдает им на лекарства и еду свои гонорары. У Корчака была внутренняя потребность приходить людям на помощь, прежде всего тем, кто оказался в нищете. Он не мог спокойно проходить мимо зла и несправедливости. «Нельзя оставить мир таким, какой он есть: жестоким и несправедливым» - постоянно повторял он.

Януш Корчак. Больница показала мне, как достойно, мудро и зрело умеет умирать ребенок. Но ребенок не должен умирать! Тем более от голода, холода и побоев! Меня всегда тянуло к детям, в их мир подлинных чувств и искренних отношений, особой заботой я стремился окружить детей из самых бедных еврейских семей, я хотел сделать для них хоть что-то – вывести в деревню на природу, где дети могли бы подкормиться, могли увидеть зелень деревьев и золото хлебов, услышать польскую речь, которая сливается с пением птиц.

В 1905 году был мобилизован на русско-японскую войну, «я еду за Урал-горы, за Байкал-море на войну с Японией».

После войны мне предложили должность директора приюта для еврейских детей, я согласился, не задумываясь, я считал, что сиротство, это библейски древняя форма человеческого одиночества требует сострадания и соучастия, самоотверженной и терпеливой любви настоящих стоиков и гуманистов. Так с 1911 года и до конца моей жизни Дом Сирот стал моим единственным домом, другой семьи у меня не было, чужие дети стали мне родными. В 29 лет я решил не иметь семьи, жить в одиночестве. «Раб не имеет права иметь детей, польский еврей под царским гнетом. Это подействовало на меня как самоубийство. Силой воли и упорством шел я через жизнь, которая казалась мне беспорядочной, одинокой и чужой. Сыном мне стала идея служения детям и их делу».

Ведущий 2.   И это у него получилось. Из дневника Януша Корчака: «мне сказал один мальчик, покидая Дом Сирот, «если бы не этот дом, я бы не знал, что на свете существуют честные люди, которые не крадут. Не знал бы, что можно говорить правду, не знал бы, что на свете есть правда».

Януш Корчак   Я занимал маленькую комнатку в мансарде, ничего лишнего в ней не было: стол, несколько стульев, цветок на окне и книги по медицине, педагогике, томики Марка Аврелия, у которого я учился писать лаконично, у Марселя Пруста позаимствовал художественное внимание к малейшим проявлениям детской жизни. А своему кумиру А.П.Чехову я обязан больше всего, он - гениальный диагност и клицинист общества - учил меня писать.

И вот снова война

Мне семью пять, а веку семью два,

В обозе госпитальном кровь и пот,

И кто-то, помню, бредит и поет

Печальные и странные слова:

«Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви, звезда приветная,

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда…

Ведущий 2.  Он не только воевал, но и писал свою книгу «Как любить ребенка» под грохот пушек, кровь и смерть окружали меня, но я думал о детях и страх отступал. Эта книга нанесла сокрушительный удар по замшелой педагогике. «Детей нет – есть люди. Но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иной игрой чувств».

Ведущий 1. В сознании многих людей образ Януша Корчака сложился как образ доброго и, прежде всего, доброго человека. Но он писал: «Если жизнь требует клыков, разве вправе мы вооружать детей одним румянцем стыда да тихими вздохами? Твоя обязанность – воспитать людей, а не овечек, работников, а не проповедников: в здоровом теле здоровый дух. А здоровый дух не сентиментален и не любит быть жертвой».

Ведущий 2 .  Януш Корчак был не только уникальным педагогом, но и талантливым литератором. Его литературному дарованию были доступны все жанры, кроме скучного. Беседы по радио, которые он вел на протяжении многих лет под именем Старого доктора, «правила жизни», юмористическая педагогика, фантастические повести – во всем проявлялся его яркий талант и великодушие.

     Притча о благородном мальчике-короле Матиуше I, завоевала миллионы сердец и детей и взрослых на всей планете Земля, а сам трепетный Матиуш, с добрейшим сердцем, всегда распахнутым для одиноких страждущих, стал символом самоотверженности и доброты. Маленький стойкий герой, взявший все лучшее от Гамлета и Дон Кихота, навсегда вошел в мировую литературу, став примером для миллионов юных романтиков.

 Он любил вопросы – капли, потоки, цунами ежедневных вопросов – и настороженно относился к тем, кто с ходу готов был разъяснить все.  И сам любил задавать их детям, маленьким взрослым  «Кто ты, - спрашивал Корчак ребенка - кто ты Нашему Дому и всему этому миру - товарищ? Жилец? Безразличный жилец? Обременительный пришелец?».

Януш Корчак строил свою педагогическую систему на убеждении в абсолютной ценности детства: «Те, у кого не было безмятежного, настоящего детства, страдают от этого всю жизнь… Ребенок не будет, ребенок уже есть человек». Он считал грубейшей ошибкой педагогики то, что она изучает ребенка, а не человека. Старый Доктор говорил: В области чувств ребенок превосходит взрослого силой, ибо не отработано торможение. В области интеллекта равен им, не достает лишь опыта.

Януш Корчак.   Я всегда говорил, отправляя своих детей в большую жизнь: «Мы не даем  вам Бога, ибо каждый из вас должен найти его в своей душе, не даем родины, ибо ее вы должны обрести трудом своего сердца и ума. Не даем любви к человеку, ибо нет любви без прощения, а прощение есть тяжкий труд, и каждый должен взять его на себя. Мы даем вам одно, даем стремление к лучшей жизни, которой нет, но которая когда-то будет, к жизни по правде и справедливости. И может быть, это стремление приведет вас к Богу, Родине и Любви».

Ведущий 1.  Януш Корчак  всю жизнь вел записные книжки, где тщательно записывал и собирал данные о каждом воспитаннике, верил, что в будущем обработает их и напишет новую книгу. «Дневник», который он вел в гетто – один из самых пронзительных памятников человечности в бесчеловечную эпоху.

Корчак Януш: «Ночь. У меня есть записи о ней и спящих детях, тридцать четыре блокнота записей… Мне хочется написать толстую книгу о ночи в сиротском приюте и вообще о сне детей… Нельзя допустить, чтобы пропал даром богатейший материал – полтысячи диаграмм веса и роста воспитанников: как не описать прекрасный, богатый, радостный труд роста человека».

В 1934 и 1936 году я был в Палестине, что за чудесная страна, и среди жителей мои воспитанники. Я хотел уехать туда на год: изучить язык, а потом поехать туда, куда позовут. Я хочу уже сегодня сидеть в маленькой  темной комнате с Библией, учебником, словарем иврита. Это, наверное, единственное место на Земле, где самый последний не плюнет в лицо самому лучшему только за то, что он еврей… Но я не смог уехать: как можно было бросить моих сирот? Кто будет проводить для них праздники, наши любимые праздники: Праздник Первого Снега, Праздник Самого Длинного Дня, когда можно не спать всю ночь, Праздник Любимого Героя Книг? Разве я смогу прожить без интереснейших уроков по самоизгнанию лени и глупости из моих милых Басек и Миреков? Да и дети бы не поняли, за что я их предал.

Ведущий 1.  Но самая  страшная война, война, губительная для всех народов, сломала вcе – судьбы, жизни…

На Варшаву падают бомбы. Сквозь их грохот люди вновь услышали знакомый голос, у микрофона варшавского радио снова стоял Старый Доктор, он говорил об обороне Варшавы, о том, как вести себя детям  в различных ситуациях опасности.

Варшава пала… В Доме сирот разбитые стекла заклеили, позатыкали, чем пришлось, однако осенний ветер гулял по залам и комнатам. Дети сидели за столами в пальто, а Доктор в мундире. Почему? Ведь он никогда не питал к форме особого пристрастия.

Януш Корчак.  Это было когда-то прежде. Теперь другое дело. Мне говорят, что я провоцирую гитлеровцев, мозоля им глаза мундиром, который никто не носит. То-то и оно, что никто не носит, это мундир солдата, которого предали. Я снял его через год, отсидев за это несколько месяцев в тюрьме «Павиак» и то лишь когда друзья убедили меня в том, что ношением этого мундира я подвергаю опасности детей.

Во время оккупации Варшавы фашистами в 1940 году наш Дом Сирот был перемещен в Варшавское гетто. Я не принял предложение друзей вывести меня из гетто и спрятать на арийской стороне, я всегда был с детьми.

Ведущий 1. Уходят из Варшавы поезда,

И  все пустее гетто, все темнее,

Глядит в окно чердачная звезда,

Гудят всю ночь, прощаясь, поезда

И я прощаюсь с памятью своей…

С 22 июля 1942 года – трагическое совпадение: это был день рождения Януша Корчака – нацисты приступили к первому этапу «окончательного решения еврейского вопроса». Ежедневно на станцию Треблинка в товарных вагонах отправлялись шесть тысяч обитателей гетто. Первыми подлежали уничтожению воспитанники детских домов – около четырех тысяч детей из тридцати сиротских приютов вместе с их воспитателями. Живыми из Треблинки не выходили, бежать удавалось единицам. До ноября 1943 года более семисот тысяч человек прошли по узкому огороженному коридору от  железнодорожной платформы до газовых камер – палачи называли этот путь Химмельфартштрассе - «Дорога на небо».

В августе 1942 года пришел приказ о депортации детей Дома сирот.

Ведущий 2.  Януш Корчак знал, какая судьба ожидает его детей и начинает психологическую подготовку детей, обсуждает с ними подробности предстоящей поездки в деревню.

Накануне дня расправы в Доме сирот состоялось театральное представление! Доктор выбрал для постановки поэтическую драму великого индийского гуманиста Рабиндраната Тагора «Почта», посвященную детям. Тяжело больной мальчик Амаль наблюдает жизнь из окна маленькой комнаты. Малыш мечтает о свободе, тоскует по солнечным лучам и пению птиц. Взрослые успокаивают мальчика: кто-то большой и мудрый спешит к нему на помощь, и волшебное королевское письмо уже в пути – оно несет ему здоровье и свободу, убаюканный мечтой ребенок сладко засыпает – ему не больно и не страшно, спектакль окончен. Ангел смерти, который принес мальчику свободу (это понимали взрослые) неотвратимо приближался к Варшавскому гетто. В безысходном отчаянии Старый Доктор творил утешающую легенду, и Дом сирот спокойно готовился к завтрашнему путешествию.

Ведущий 2.  Старый Доктор из Варшавы

Генрик Гольдшмит – Януш Корчак

Накануне дня расправы

В «Дневнике» поставил точку.

И прошелся по «каютам»,

По сиротскому ковчегу.

Ночь сгустилась перед утром

Он не думал о побеге

С корабля, который завтра

С головой укроют волны.

Но как трудно оставаться

В свой предсмертный час спокойным…

Ведущий 1.  Завтра будет Катастрофа –

Убиение невинных.

Путь детишек на Голгофу

Доктор сделает счастливым!

Не спасет, но и не бросит

Двести сыновей и дочек.

В эпицентре Катастрофы

Будет с ними Януш Корчак.

Ведущий 2.  Нерушимы стены гетто,

Не уйти из смертной клети.

Завтра – день последний

Это Доктор знал. Не знали дети.

Отправлял их добрый кто-то

На экскурсию, в деревню! -

Так солгал им Старый Доктор.

А ему нельзя не верить!

Ложь, увы, не во спасенье –

Только для продленья жизни,

Чтоб последние мгновенья

Стали выигрышным призом.

Януш Корчак.  Тяжелое это дело - родиться и научиться жить. Мне осталась куда легче задача – умереть. После смерти опять может быть тяжело, но об этом не думаю. Последний год, последний месяц или час. Хотелось бы умереть, сохраняя присутствие духа и в полном сознании. Меня мучает мысль: «для чего, для какого будущего я воспитывал своих детей, прививал им хорошие манеры, учил доброте – зачем? Для газовой камеры в Треблинке, для крематория  в Освенциме?»

Ведущий 1. Светлым августовским утром

Шли на смерть его сироты,

Как солдатики штрафроты

Из еврейского приюта.

Горе глазам, видевшим  тот ужас, рыдали камни мостовых…

Дети шли стройной колонной по три человека в ряд, над строем развевалось зеленое знамя с золотым клевером. Впереди шел Януш Корчак с больной девочкой на руках. Второй отряд вела друг и помощница Януша  Корчака Стефания Вильчинска, третий –Бронятовска, четвертый – Штернфельд. Это были первые евреи из гетто, которые шли на смерть с честью, презрительно глядя на фашистов. Эти двести ребят не кричали, не плакали, эти двести невинных существ, ни один не побежал, ни один не спрятался, они только теснились, как птенцы, около своего отца и брата, своего учителя и воспитателя. Колонна обреченных детей с детской силой и бесстрашием разрезала самый строй фашистов. На Умшлагплатце (привокзальной площади) люди замерли, будто появилась сама смерть, некоторые плакали.

Под зеленым флагом мира шли и пели песню дети в устремлении счастливом. В беспредельном царстве смерти.

Комендант Гданьского вокзала удивленно спросил:  «Что это такое?» Ему ответили, что это Дом сирот Януша Корчака. Комендант подошел к поезду и спросил Старого Доктора:

«Это Вы написали книгу «Банкротство маленького Джека»?»

«Да, а это имеет отношение к эшалону?»

« Нет, просто читал в детстве, хорошая книга. Вы можете остаться, Доктор»

« А дети? – спросил Корчак.

« Детям придется ехать…»

«Тогда и я поеду»,- сказал Старый Доктор и захлопнул дверь вагона.

И кто-то дал сигнал к отправлению, и эшелон Варшава-Треблинка задолго до назначенного срока, случай совершенно невероятный, тронулся в путь.

Из разрушенной Варшавы –

На экскурсию в деревню!

Прямо к Гданьскому вокзалу.

В Треблинку. На Всесожженье.

И транзитом – прямо в небо

Через газовую клетку.

А в деревне много хлеба! –

Тихо радовались детки.

Шли, мечтали, волновались…

Через ад нацистской ночи

Вел их старый варшавянин

Генрик Гольдшмит – Януш Корчак.

Раньше в этом вагоне

Возили коров и овец,

А теперь бились в нем, как в загоне

Двести маленьких сердец.

Доктор сказку рассказывал детям,

А колеса мерили путь,

Назначения путь – Треблинка,

И уже никуда не свернуть.

Ведущий 2. Вот и кончена песня.

Вот и смолкли трещетки.

Вот и скорчено небо

В переплете решетки.

И державе своей

Под вагонную тряску

Сочиняет король угомонную сказку…

Может в жизни было по-другому,

Только эта сказка вам не врет,

К своему последнему вагону,

К своему частилищу-вагону,

К пахнувшему хлоркою вагону

С песнею подходит Дом сирот.

Камера, пол цементный,

Газ «циклон – б» и все…

Страшный конвейер смерти

Выдумало зверье.

Зондеркоманда собрала

Тела убитых детей

И учителя, который верил,

Что дети всего важней…

Детей сожгли только за то, что они родились в еврейских семьях. Никакого другого преступления перед рейхом они не совершили.

В Варшаве еще долго ходила легенда о том, что Старый Доктор и дети - живы, их не взял огонь, отступился. Ходят они по селам, где добрый человек живет – постучат в дверь, а где злой – обойдут. Идут и поют песню девочки Нати:

Я кораблик клеила из цветной бумаги,

Из коры и клевера с клевером на флаге.

Он зеленый, розовый, он в смолистых каплях,

Клеверный, березовый славный мой кораблик.

А когда забулькают ручейки весенние,

Дальнею дорогою, синевой морской,

Поплывет кораблик мой к Острову Спасения,

Где ни войн, ни выстрелов, - солнце и покой.

Я кораблик ладила, пела словно зяблик,

Зря я силы тратила, сгинул мой кораблик.

Не в грозовом отблеске, в буре, в урагане.

Попросту при обыске смяли сапогами.

Но когда забулькают ручейки весенние,

В облаках приветственно протрубит журавлик,

К солнечному берегу, к Острову Спасения

Чей-то обязательно доплывет кораблик!

Ведущий 1.   На стенах одного из бараков Треблинки осталось несколько детских рисунков.

Историки иногда пишут в своих книгах: «Больше ничего не осталось»!

Это не так. Осталась память. Героизм и мученичество погибших вошли в  легенду. Имя Януша Корчака стало символом бескорыстной, всепоглощающей любви к детям. Януш Корчак не спас своих детей и не мог их спасти, но он не оставил их перед лицом смерти, точно также, как не оставлял их и перед лицом жизни. Он стал эталоном человеческой порядочности и честности.

На месте гибели Корчака и детей в Треблинке стоит большой камень, на нем надпись «Януш Корчак и дети». А в Варшаве, на кладбище, рядом с могилой отца Корчака – памятник «Янушу Корчаку и погибшим детям».

                                    Список использованной литературы

1.Старый доктор из Варшавы // Молодой учитель.- 2010.- N 1(1930) – с.10-12.

2.Соловейчик С. Послесловие // Януш Корчак. Как любить ребенка: Книга о воспитании.- М.: Политиздат, 1990.- 493 с.: ил.